Цвет граната

Первоначально фильм назывался по имени главного героя. Однако картина вызвала неприязнь и непонимание кинематографических чиновников. Если в «Мольбе» повествовательное начало смутно угадывалось, то здесь ничего, кроме изысканного маньеризма, орнаментальности и декоративности чиновникам обнаружить не удалось.
Все же картина нашла множество поклонников в среде художественной элиты Советского Союза. Ее вопиющая неангажированность, бесконечная свобода, изобразительное великолепие справедливо восхищали. Картину решили спасти. Ответственную операцию вызвался сделать Сергей Юткевич, поощрявший формальный поиск. Он перемонтировал фильм, выстроив некоторую смысловую последовательность эпизодов-миниатюр, подтянув его к традиционной кинобиографии, насколько это было возможно.
Кроме того, каждому эпизоду были предпосланы титры на русском языке: название и достаточно неуклюжий перевод четверостишия Саят-Новы. Картину переименовали в «Цвет граната». Налицо, таким образом, попытка превратить радикальный авангард в набор квазиэтнографических зарисовок. Начиная с заглавия, вызывают поэтическое умонастроение. Зрители должны были расшифровать авторскую идею по аналогии с «золотом берез» или «рябиновым пожаром».
Абсурд ситуации заключался в том, что широкий зритель, к которому по наивности или глупости подтягивали картину, не стал бы смотреть такое ни при каких обстоятельствах. «Искусство должно быть понятно народу» — ленинская сентенция не давала покоя культурным функционерам. В результате фильм пострадал. Чуть позже пострадал и режиссер, надолго отлученный от работы и свободы.
Но даже в нынешнем виде «Цвет граната» — уникальный культурный феномен. Параджанов разрушил наррацию, предложив вместо «интересной истории» набор живописных шедевров, открыток. Впрочем, подобная трактовка недостаточна. Ведь «открытки» существуют здесь во временном единстве, а декоративное пространство картины, образованное коврами, средневековой архитектурой и актерами в причудливых одеждах, демонстративно отчуждено от унылой, серой, некиногеничной советской действительности.
В контексте отечественной кинопродукции, ориентированной на принцип социалистического реализма в ущерб «принципу удовольствия», «Саят-Нова» воспринимался как возможная альтернатива безобразию и страданию, а значит, как ВЫЗОВ и ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ПРОВОКАЦИЯ.